В данной статье автор исходит из концептуального разворота культурно-исторической эпистемологии к личному, историческому и социальному опыту представителя интеллектуальной культуры (ученого, философа) и к его пониманию и переосмыслению собственных методологических установок. Проводится мысль о том, что культурно-историческая эпистемология позволяет представить естественно-научную и философскую индивидуальную рефлексию как специфическую составляющую разработки инструментария, способного фиксировать и оценивать методологическую эффективность направлений исследовательской деятельности с учетом индивидуального познавательного опыта. Для этого автор обращается к теме автобиографического нарратива – повествования, содержащего личный опыт переосмысления работающим ученым собственных методологических установок. Специфический характер эго-документов, тем более, эго-текстов естественно-научного профиля в данном случае подкрепляется идеями культурно-исторической эпистемологии. Ученый обращен на Другого, в себе ли самом или же в нарративе. И здесь происходит концептуальное смешение научной методологии и автобиографического нарратива. В качестве основного материала, раскрывающего смысл вышеописанной идеи, выбраны эго-тексты А.А. Ухтомского – его заметки в записных книжках, переписка и воспоминания. Осмысливая судьбы отечественной и зарубежной науки, прекрасно представляя себе дальнейшее развитие множеств «систем знания», Ухтомский видел за этим процессом живого человека –Собеседника. Необходимость сохранить перед собой этот образ, сохранить Доминанту на лицо другого, эту внутреннюю направленность, Ухтомский выводит на концептуально более высокий уровень. Нарратив в данном случае рассматривается как тип рефлексии, позволяющий эксплицировать и дать личную оценку эффективности методологических установок, на основании которых ученый выбирает те или иные направления исследований.

Контроверза реализма и конструктивизма в теории познания и соответствующих исследовательских программ в философии науки продолжает привлекать внимание исследователей. В статье обосновывается гипотеза о том, что преодолеть данную контроверзу можно с помощью идей трансцендентализма. Рассматривается один из путей развития кантовского трансцендентализма, связанный с семиотической интерпретацией, предложенной К.-О. Апелем. Я обосновываю новую интерпретацию трансцендентализма, согласно которой трансцендентальное существует в виде прото-нормы, которая представляет собой спонтанный акт, который придает данному предмету либо статус знака, который отсылает к некоему значению, либо статус значения, который отсылает к некоему выражению (знаку). В связи с этим в статье развивается понятие смысла, предложенное Г. Фреге, и обосновывается идея о существовании двух видов смысла (смысл-1 и смысл-2), которые коррелятивны двум фундаментальным характеристикам сознания: интенциональности и респонсивности. Трансцендентальный акт генерирует или интенциональный, или респонсивный смыслы данной действительности. Предлагаемая в статье символическая интерпретация трансцендентализма позволяет объяснить возникновение позиций реализма и конструктивизма как семиотических типов культур и таким образом преодолеть контроверзу между ними. Показывается, что версия символического трансцендентализма является продуктивной в объяснении природы абсолютных существований в физических теориях, как классической, так и неклассической физики. Рассматриваются примеры таких существований, как абсолютное пространство и абсолютное время в механике Ньютона и абсолютные эталоны в теории калибровочных полей Г. Вейля. Эти трансцендентальные существования не могут интерпретироваться как реальные физические объекты, и в то же время они необходимы для интерпретации результатов физических экспериментов. Трансцендентализм рассматривается как перспективная программа развития философии науки, содержанием которой является изучение нормативного слоя мышления, знаково-символических структур познавательного процесса и форм бытия знания.

В данной обзорной статье раскрываются структурные компоненты шахматной метафоры, которые в необычном ракурсе представляют свойства языкового знака и его связь с ментальными процессами. Строгое следование правилам и условность материального плана выражения превращают шахматы в удобную иллюстрацию универсальной языковой структуры. Особое внимание уделяется компьютерному профилю шахматной метафоры, т.к. в нем отражен целый комплекс философских проблем компьютерных наук о сознании, мышлении и интеллекте. В предлагаемой работе изложение большей части материала проводится с опорой на работы Ф. де Соссюра, Л. Ельмслева, Л. Витгенштейна и их толкователей, в чьих текстах очевидное важное место занимают шахматные аналогии и инициированные ими теоретические выводы. Вначале рассмотрим шахматную метафору в контексте языковых и речевых структур. Далее проанализируем «шахматный след» в проблеме индивидуального языка и проблеме следования правилам. Заключительная часть посвящена техническим элементам компьютерных шахмат и влиянию этой области компьютерных наук на некоторые положения когнитивных теорий языка и сознания. Автор статьи указывает на нетривиальную трансформацию концептуального содержания шахматной метафоры, свидетельствующую об эволюции компьютационалистских тенденций в современных учениях о языке и сознании.

Статья посвящена анализу изменений, произошедших в процедурах оценки научного знания с начала их активного использования в экономической, политической и повседневной жизни людей и формирования новой социальной позиции эксперта. До этого момента оценка научного знания обычно происходила внутри научного сообщества. В этом случае особую роль играли «знатоки», ведущие специалисты, способные на основе характерных для научного этоса критериев произвести оценку научных проектов и результатов. На этапе активного внедрения научного знания в жизнь общества формируется новая социальная позиция эксперта, которая отличается от позиции внутринаучного «знатока». В своей деятельности ему необходимо оценить проекты, которые связаны с использованием больших финансовых ресурсов и могут внести изменения в жизнь общества и экономику, а поэтому он ориентируется не только на научные критерии, но и на возможные экономические, политические и общественные последствия реализации проектов. Формирование новой социальной позиции эксперта и ее активное использование учеными приводит к нескольким проблемам. Во-первых, экспертиза и экспертная позиция начинают использоваться учеными для легитимации собственного положения в наукe и борьбы с конкурирующими группами. Во-вторых, это может как вести к снижению разнообразия внутри самой науки, так и приводить к уменьшению количества познавательных практик и ограничивать выработку новых подходов к анализу технологических, экономических, политических и общественных инноваций.

Рассматривается проблема статуса риторики науки в контексте влияния на ее становление изменений, происходящих в трактовке логики (изменений «образа логики»), и той роли, которую играет образность в научном дискурсе. Утверждается, что сама возможность риторического истолкования науки во многом зависит от того, как будет пониматься логика науки. В качестве такой логики предлагается рассматривать неформальную логику, которая выступает в этом случае в роли варианта теории аргументации, или логики аргументации. Это приводит к переосмыслению характера обоснования в науке в целом, выдвижению на первый план логики аргументации, а не аподиктической логики, рассмотрению строгих формальных способов обоснования с отношением логического следования в центре лишь как частных случаев логики аргументации. Анализируется роль образности в научном дискурсе. Демонстрируется парадоксальность положения риторики и восприятия образности: несмотря на неизбежность риторических механизмов в научной коммуникации, риторика многие века подвергалась научной критике. Показывается, что негативное отношение к риторическим элементам в научном тексте имеет глубокие исторические корни, уходящие к античной философской мысли, а именно сократовской критике красноречия и софистики. Проводится анализ функциональности образности в научном дискурсе, в результате которого делается вывод, что образность является неотъемлемым механизмом как профессиональной коммуникации, так и построения теоретической модели знания.

В современной отечественной философии дискуссии о феномене компьютерных симуляций в научно-исследовательской практике проведения экспериментов только начинают проходить стадию инициации в небольших междисциплинарных группах, изучающих это новое для философии науки направление. Вместе с тем, в западной философии к текущему моменту сформированы несколько школ по изучению компьютерных симуляций. Различные группы исследователей по-разному формируют представления о базовых характеристиках симуляций: от скептических взглядов на их природу, не представляющих никакого философского интереса, до крайне революционных установок, возлагающих на симуляции главную роль в ближайшем ожидаемом повороте философии, сравнимым по своей мощности с лингвистическим поворотом в начале XX в. Одним из основных дискуссионных вопросов в западной философской мысли стал поиск релевантных критериев и признаков симуляций, которые смогли бы создать прочную основу для формулирования строгого определения этого феномена. Таким образом, через определение исследователи, прежде всего, пытаются, c одной стороны, решить таксономическую задачу соотношения и взаимосвязей симуляций с другими видами эксперимента: натурный, лабораторный, мысленный, математический. А с другой, выявить для философии онтологические и эпистемологические основания симуляций, которые несут в себе потенциал новых философских знаний. Эта статья посвящена краткому обзору существующих концепций представителей западных философских школ на феномен компьютерных симуляций в контексте философии науки. Структура обзора выстроена по трем базовым концептуальным направлениям: 1) определение термина «компьютерная симуляция»; 2) компьютерные симуляции как эксперимент; 3) эпистемическая ценность симуляций. Такой обзор может стать предметом дискуссий для российских исследователей, интересующихся вопросами влияния компьютерных симуляций на науку и философию.

Статья посвящена анализу концепции «закон природы» в философских работах Ф. Бэкона (1561–1626). В статье основное внимание уделено следующим трем вопросам: особенности понимания и использования термина «закон природы» до Ф. Бэкона, новизна подхода к интерпретации этого понятия Ф. Бэконом, теологические и правовые истоки понятия «закон природы». Показано, что в работах, относящихся к эпохе Средневековья, термин «закон природы» имел либо чисто дескриптивный (описательно-констатирующий), либо смешанный прескриптивно-дескриптивный характер. Новизна подхода к пониманию закона природы в трудах Ф. Бэкона заключается прежде всего в том, что в его трактовке ясно проступают контуры понимания закона природы как выражения причинно-следственной связи между фактами и явлениями, причем Бэкон в качестве наиболее глубоких причин указывает «Latentis Processus et Latentis Schematismi» тел, т.е. отсылает к микроуровню организации материи. В статье рассмотрены также теологические (в контексте представления «Бог действует в мире только посредством вторичных причин» и протестантского учения о «прекращении чудес») и юридические (в контексте норм и практики common law) истоки бэконианского понимания концепции «закон природы».

Данная обзорная статья посвящена философским проблемам интроспекции как метода познания, активно обсуждающимся в современной аналитической философии сознания. Статья является результатом дискуссий, прошедших в рамках Летней школы ≪Сознание и интроспекция≫, организованной в июле 2020 г. Московским центром исследования сознания при философском факультете МГУ и прошедшей под руководством профессора Д. Столджара, одного из ведущих мировых специалистов в этой области. Цель статьи – познакомить читателей с современными англоязычными исследованиями в этой области. Современные теории интроспекции сформировались в результате дискуссий в философии сознания и эпистемологии XX в. Одна из них – это критика перцептивной модели интроспекции и связанная с ней проблема самослепоты (С. Шумейкер). Другая – транспарентность опыта (Дж.Э. Мур, Г. Эванс). Наконец, влиятельную критику интроспекции предложил Д. Дрецке. Обсуждение этих тем привело к появлению различных современных теорий: рационалистических (А. Берн, Д. Столджар), теорий знакомства (Б. Гертлер, Д. Чалмерс), конститутивной (С. Шумейкер), простой (Д. Смитис) и других. Важной областью, в которой теории интроспекции находят применение, является философия сознания. В статье рассматривается тезис откровения, согласно которому сознательное состояние в интроспекции раскрывает свою сущность: анализируется его отношение к народной психологии (Д. Льюис, Д. Столджар), рассматриваются основанные на нем аргументы против физикализма (Ф. Гофф). Наконец, в статье затрагиваются иллюзионистские подходы к интроспекции, базирующиеся на понимании интроспекции как репрезентативной системы (Д. Деннет, К. Франкиш). Сторонники этих подходов выдвигают наиболее острую критику интроспекции, указывая на ее ненадежность как метода познания и, соответственно, неприменимость интроспекции в философии сознания. Против этой позиции выдвигаются, однако, как общие возражения, так и конкретные аргументы, направленные на демонстрацию ее ложности (М. Нида-Рюмелин). Данная работа не претендует на рассмотрение всех существующих сегодня теорий интроспекции и связанных с ней проблем. Однако на основании представленного обзора можно составить представление об основных позициях и проблемах в этой области и оценить перспективы ее развития.

В статье рассматривается проблема возвращения метафизики в рамках онтологического поворота философии и ситуации постметафизического мышления. Выявляются условия возможности современного метафизического дискурса в проектах эмпирической метафизики и исторической онтологии. Историческая онтология как метарефлексия философии над собственными историческими основаниями в состоянии преодолеть разрыв между эпистемологической статичностью трансцендентальной субъективности и онтологической динамичностью роста научного знания о реальности, осмысливусловия взаимодействия науки и метафизики в условиях постметафизического мышления и реалистического разворота онтологии. Философское познание в контексте онтологического поворота и связанного с ним возвращения метафизики становится ориентированным не столько на резкое размежевание науки и метафизики и постулирование несоизмеримости их онтологий, сколько на выявление взаимообогащающих областей исследования, которые могли бы придать новый импульс их развитию.

В статье обсуждается проблема сложных взаимоотношений между двумя ведущими направлениями научно-технического и социально-культурного развития – модернизацией и экологизацией. Появление новых общенаучных методологий и междисциплинарных видов знания во многом обязано выходом демиургической деятельности человека на планетарный уровень. Набирает силу новое междисциплинарное направление исследований – геоэкология. Зародившись на стыке геологии и географии, геоэкология расширяет свою предметную область за счет привлечения новых естественно-научных, инженерных и социогуманитарных дисциплин. Проблематика взаимодействия науки, технологий и общества для социальной эпистемологии выходит на глобальный уровень. Философские концепции природы формируют предпосылки научных парадигм, которые в эпоху глобального кризиса и трансформаций общественного сознания множественны и конкурируют между собой. Идеи научного витализма находят выражение в науках о жизни и науках об окружающей среде. Научные и общественные дискуссии по проблемам нового климатического режима, пандемии и других глобальных событий активно влияют на становление новых форм «коллективного мышления», задействуя науку, инженерию, геополитику, бизнес, общество, культуру. Автор делает вывод о становлении методологий экогеосистемного подхода, в котором живые существа, человек, природные и социокультурные среды, планета в целом и окружающее космическое пространство рассматриваются как открытые, взаимодействующие системы. Общие интересы людей Земли формируют новый тип общности – геосоциальность. Человечество стоит перед кардинальным ценностным выбором – беспредельная модернизация или разумная экологизация? Идеал общего мира или эгоизм элит? Поворот к действенному экологическому мировоззрению возможен только в условиях трансформаций общественного сознания, восстановления прав гуманитарной культуры и опережающего экологически направленного проектирования.

В статье рассматривается вопрос о том, оказал ли «Логикофилософский трактат» Л. Витгенштейна какое-либо влияние на формирование и развитие логического позитивизма. Показано, что члены Венского кружка были знакомы с «Трактатом», однако практически ничего не приняли из его содержания. Рассуждения Витгенштейна о мире, о фактах, о структуре факта были отвергнуты ими как дурная метафизика, с которой они боролись. Отрицание причинности и лишение смысла научных законов не могли быть приняты представителями логического позитивизма, главной задачей которых был логический анализ языка науки с целью очищения его от метафизических понятий и построения единой науки на прочном эмпирическом фундаменте. Если члены Венского кружка были хотя бы знакомы с «Трактатом» Витгенштейна, то представители Берлинской группы, Львовско-Варшавской школы, Уппсальской школы и сторонники логического позитивизма в других странах едва ли о нем слышали. Это приводит к выводу о том, что «Трактат» Витгенштейна не оказал никакого влияния на логический позитивизм.

Столетняя история интерпретаций «Логико-философского Трактата» Витгенштейна рассматривается в статье через постепенное приближение (через отказ исследователей от очевидно ошибочных интерпретаций) к этическому (или метафилософскому) прочтению работы. Последнее объясняет недвусмысленное указание Витгенштейн на этический смысл как на основной смысл Трактата и непротиворечивым образом согласовывает различные части работы (онтологию, образную теорию значение, отказ от теории типов и логических констант и пр.) с последними «этическими» и «мистическими» констатациями Трактата и с требованием молчания. Этическое (метафилософское) прочтение объясняет продолжающееся влияние и актуальность Трактата и представлено в статье как необходимое условие понимания преемственности между работами раннего и позднего Витгенштейна.

В статье рассматривается вопрос о влиянии идей Людвига Витгенштейна, и прежде всего идей его «Логико-философского трактата», на философию логического позитивизма. Соглашаясь с тем, что вопрос о таком влиянии не является самоочевидным, автор вначале уточняет понятие логического позитивизма, а затем обращается к свидетельствам ведущих логических позитивистов о влиянии Витгенштейна. Анализ свидетельств М. Шлика, Р. Карнапа, О. Нейрата, Ф. Вайсмана и А. Айера позволяет заключить, что по крайней мере сами эти мыслители считали такое влияние очень значительным.

За свою столетнюю историю «Логико-философский трактат» Людвига Витгенштейна претерпел самые различные интерпретации и объяснения. Но значение этой работы не может исчерпываться лишь оценкой того, оказала ли она влияние на развитие логического позитивизма или нет. Равным образом, прочтение «Трактата» не может сводиться только к этическому или какому-то иному прочтению. В данной статье рассматривается возможность философско-правового прочтения «Трактата», основанного на соотношении фактов, ценностей и норм, а также то, насколько интересным он мог бы быть для философии права.

Рассматривается проблема взаимовлияния Л. Витгенштейна и логического позитивизма. Доказывается, что такого влияния не только не было, но и не могло быть в силу различия задач, которые ставятся Л. Витгенштейном в «Логико-философском трактате», и целей, которые являются основными для представителей Венского кружка. Но различие задач и целей не умаляет содержания философии раннего Витгенштейна, которое нельзя трактовать с точки зрения построения унифицированной науки. Проблематичным представляется и этическое содержание «Трактата», который не содержит никакого позитивного содержания, важного для социальных наук.

Логико-философский трактат Витгенштейна в значительной степени обязан ранней философии Рассела. Эта точка зрения демонстрируется в статье обращением к недавним исследованиям Г. Ландини Подстановочной Теории Рассела, а также оценками Трактата видными исследователями Л. Голдстейном, Я. Хинтиккой, Я. Хакингом. Скептический взгляд по поводу влияния Трактата и Витгенштейна лично на доктрины Венского кружка представлен А. Коффа. Статья предварена предложением отказаться от крайних суждений о Трактате, инициированных рассмотрением Трактата вне контекста Principia Mathematica.